Екатерина Данилова

Психический аппарат ребенка развивается постепенно, поэтапно. И одним из важнейших этапов развития ребенка является появление видов внутреннего опыта переживания внешней реальности. Сначала появляется представление о собственном теле, когда ребенок обнаруживает ручки, ножки и так далее, которые потом соединяются в единое целое. Потом ребенок направляет свое внимание на окружающий его мир и находит там первичный материнский объект, который обеспечивает его всем необходимым. Далее ребенок переживает себя как центр мира, в котором все подчиняется его желаниям и потребностям. Далее ребенок осознает не идеальность и себя, и окружающих его людей, он знакомится с созидательной, а также с разрушительной агрессией, начинает понимать, что его внутренний мир отделен, но и связан с другими людьми. В этом не простом пути, в основном мать выступает в роли того, кто сможет провести ребенка через этот путь, кто знает все возможные сложности этого пути и сможет о них рассказать.

Если же первичный материнский объект оказывает пренебрегающее отношение к ребенку или если же она сама начинает становится для него источником опасности и угрозы, то в этих случаях сильного пренебрежения (его можно отнести к кумулятивной или накапливающейся травме, которую описал Масуд Хан) или жестокого обращения (когда возможна серия из единичных травм) психический аппарат ребенка пытается сам подстроиться под неблагоприятные условия его развития, при этом пользуется всеми своим неподготовленными к этому возможностями психики. Результатом этого являются нарушения развития и хроническое несоответствие требованиям внешней реальности. Психика этого ребенка уже с самого начала является полностью дезорганизованной системой (дезорганизованный тип привязанности). Что проявляется в том, как в ситуации сильного стресса ребенок может биться головой об стену, убегать, и отталкивать мать, и привлекать ее внимание. Он может одновременно показывать свою полную отстраненность от внешнего мира и при этом вздрагивать от каждого звука. Все это свидетельствует о двух тенденциях, которые с первого взгляда должны быть взаимоисключающими, а то есть, с одной стороны сильную потребность в маме, с другой стороны, сильный страх перед ней. Потом, ближе к школьному возрасту, этот ребенок создаст внутри психики внутреннюю систему контроля (что называется «контролирующая внутренняя модель»), где он станет либо источником угрозы и запугивания для окружающих, либо будет кротким и будет заискивать перед ними. Такая контролирующая модель будет работать до первой серьезной травмы или утраты, а потом сломается под действием сильных эмоций и снова превратится в дезорганизацию.

Ребенок во внутреннем мире не может еще создать связную и понятную модель мира, где он может доверить заботу о себе объекту привязанности и перейти на поведение исследования внешнего мира, в котором есть и опасности, и ограничения разного характера. Ребенку сложно справиться с разрушением представлений о родителях, которые являются самыми близкими, но которые причиняют боль физическую или психическую, которые пренебрегают нуждами ребенка. Тотальная зависимость от объекта привязанности приводит к невозможности осознать ненависть в отношении к ребенку, что влияет на искажение внешней и внутренней реальности. Под действием искажений жестокий, пренебрегающий взрослый превращается в психике ребенка в любящего и заботливого. Это приводит к нарушению у ребенка различения кого и чего следует опасаться и избегать, а к кому и чему следует привязаться и доверять. В подобных семьях часто можно увидеть как ребенок защищает своего родителя от осуждения окружающих или от наказания, создавая мнимое, иллюзорное, видимое благополучие. Малыш пробует сам справиться с беспомощностью и привыкает к проявлению к нему жестокого обращения и к насилию, начинает искать оправдания и тем самым принимает такое поведение. Тогда наблюдается нарушение способности адекватно регулировать свои эмоции, он начинает воспринимать себя как ребенка, который не заслуживает хорошего отношения. Все отношения он воспринимает через призму преследователь и жертва, где преследователь очень сильный и агрессивный, а жертва слабая и беспомощная. Такой человек тратит много внутренних ресурсов на предупреждение переживания себя как жертва. А это невозможно без переживания невыносимой психической боли и одиночеством. Тогда ребенок удаляет из восприятия большое количество информации, которая была бы необходима для правильной оценки внешних событий и построения своего отзыва о них. При подобном искажении системы восприятия практически сложно полностью адекватно переживать травматические события.

Те дети, которые травмированы хронически, зачастую отрезаны от чувств и собственных, и других людей, им не хватает понятийного аппарата для описания своих внутренних переживаний. Нарушения способности предвидеть события не дает сформировать в том числе стабильный образ себя и других. В этом случае и внутренний, и внешний миры предстают как опасные и непредсказуемые, и при этом они часто перепутаны друг с другом. Внутренние переживания, такие как, недовольство или враждебность по отношению к окружающим, зачастую перепутываются с желаниями других людей, при этом переживания и чувства окружающих могут приниматься как за свои собственные и затапливать интенсивностью. Дети в подобном случае не очень хорошо понимают самих себя и окружающих, не различают, кто для них является другом, а кто врагом. У них наблюдаются сложности с концентрацией внимания, обучением, приобретением новых знаний и умений. Они воспринимают привычное (хоть и враждебное) как более безопасное, чем что-то новое, незнакомое и безопасное. Имеется также еще одна отличительная черта таких детей: сложности при спонтанном обсуждении своих чувств и переживаний. Таким детям сложно понять, что они делают, чувствуют и переживают вместе, именно поэтому можно наблюдать у них единственный возможный способ коммуникации, который проявляется в отношениях как постоянные травматические отыгрывании. Из-за этого дети с хронически травмированные более склонны к повторной ретравматизации в отношениях с другими.